О Генри: короткие рассказы, ранние произведения. О

О. Генри (1862–1910) – американский писатель конца 19-начала 20 веков. Получил признание читателей благодаря своим новеллам – чувственным, глубоким, пронзительным, удивляющим неожиданными развязками. Писателя еще называют мастером «короткого рассказа». Все книги О. Генри написаны в жанре классической прозы.

Настоящее имя писателя - Уильям Сидни Портер. Уроженец Гринсборо Северной Каролины (штат). Двадцатилетним парнем приехал в Техас, где и остался жить. В заботе о хлебе насущном перепробовал разные профессии – аптекаря, ковбоя, продавца. Впоследствии этот опыт сыграет позитивную роль в его творчестве. Автор напишет свои незабываемые новеллы о них, простых людях разных профессий.

В это же время Портер увлекается журналистикой. В бытность работы кассиром Национального банка, подозревается в растратах и бежит в Гондурас. Там он ждет свою жену и маленькую дочь, но жена умирает. Отцу приходится вернуться домой к дочери. Суд признает его виновным, Портер отправляется отбывать пять лет заключения.

Тюремное заключение стало поворотным моментом в творчестве автора. У него появляется много свободного времени. Помимо исполнения вмененных ему обязанностей фармацевта, он много пишет. Начинает печататься в различных изданиях под псевдонимом О.Генри.

Первая книга вышла в 1904 году под названием «Короли и капуста». Это был первый и единственный роман автора. Роман экранизирован советским режиссером Николаем Рашеевым в 1978 году в виде музыкальной комедии.

Но все же лучшими книгами признаны сборники новелл. Фильмы по этим произведениям начали снимать еще в 1933 году.

На нашем сайте вы можете читать онлайн книги О.Генри в форматах fb2 (фб2), txt (тхт), epub и rtf. Следуя хронологии новелл и рассказов, входящих в сборники «Дары волхвов» и «Последний лист», можно проследить, как совершенствовался авторский стиль писателя.

Бывали дни, когда О.Генри сочинял и записывал по одному рассказу в день для журнала, заключившего с ним контракт. Судя по последовательности книг, написанных в то время, автор тогда уделял большее внимание развлечению читателей, чем художественной правде. Сказывалось желание писателя заработать побольше денег.

Предлагаем скачать электронные книги на русском языке. Так, например, «Последний лист» — это трогательная история, повествующая о тяжелобольной девушке, лишенной всякой надежды на выздоровление. И только последний лист на старом плюще внушает веру. Когда он упадет, все будет закончено. Но упадет ли он?

О.Генри ушел из жизни довольно рано. По свидетельствам очевидцев в последние годы он злоупотреблял спиртным. По этой причине от него ушла вторая жена. Умер в Нью-Йорке в 1910 году оставив миру прекрасное наследие в виде коротких рассказов, несущих веру, надежду и любовь.

Уильям Сидни Портер, известный под творческим псевдонимом О. Генри, знаменит рассказами, наполненными юмором и всегда неожиданным ярким финалом. Несмотря на оптимизм писателя на страницах новелл, жизнь его с детства складывалась непросто и печально.

Спустя столетие среди поклонников литературного таланта О. Генри и современных критиков У. С. Портер считается эталоном тонкого юмора и сарказма. А рассказ «Вождь краснокожих» – визитная карточка О. Генри – и вовсе вошел в число популярнейших в мире. Тем не менее, не только юмористические рассказы писал Уильям Портер – новелла «Последний лист» стала образцом сентиментальности.

Сам Уильям не считал себя гением, наоборот, писатель отличался скромностью и критически относился к своим произведениям. Творческой мечтой О. Генри стало создание полноценного романа, но сбыться ей было не суждено.

Детство и юность

Уильям Сидни Портер родился в семье доктора Олджернона Сидни Портера и Мэри Джейн Вирджинии Свайм Портер 11 сентября 1862 года. Родители будущего писателя вступили в брак 20 апреля 1958 года, а спустя 7 лет мать будущего писателя умерла от туберкулеза.

Уильяму едва исполнилось 3 года, когда овдовевший Олджернон Сидни Портер забрал его жить к бабушке. Вскоре отец, не оправившись от потери жены, стал пить, перестал заниматься сыном, поселился во флигеле и свободное время посвящал изобретениям «вечного двигателя».

С раннего детства оставшись без материнской любви и заботы, мальчик нашел утешение в книгах. Уильям читал все подряд: от классики до женских романов. Любимыми произведениями юноши стали арабские и персидские сказки «Тысячи и одной ночи» и английская проза в стиле барокко Роберта Бёртона «Анатомия меланхолии» в 3 томах. Любимые литературные произведения юного Уильяма оказали влияние на творчество писателя.

После смерти матери воспитание маленького Уильяма взяла на себя сестра его отца Эвелина Мария Портер. Именно тетка, владевшая собственной частной начальной школой, прививала будущему писателю любовь к литературе. Получив среднее образование в школе Линдси-стрит, Уильям не стал изменять семейным традициям и устроился работать в аптеку, которая принадлежала его дяде. В августе 1881 года молодой Портер получил лицензию фармацевта. Продолжая работать в аптеке, он демонстрировал природные художественные таланты, рисуя портреты горожан.

В марте 1882 года Уильям, измученный изнуряющим кашлем, отправился в Техас в сопровождении врача Джеймса К. Хола, надеясь на то, что смена климата поможет молодому человеку восстановить здоровье. Портер поселился на ранчо Ричарда Холла, сына доктора Джеймса, в округе Ла Саль. Ричард разводил овец, а Уильям помогал пасти отары, а также вести хозяйство на ранчо и даже готовил обеды.

В этот период будущий писатель изучил наречия испанского и немецкого языков благодаря общению с рабочими на ранчо, иммигрировавшими из других стран. В свободное время Уильям читал классическую литературу.

Вскоре состояние здоровья Портера улучшилось. В 1884 году молодой человек отправился с Ричардом в город Остин, где решил остаться и поселился у друзей Ричарда, Джозефа Харрелла и его супруги. Портер три года жил с Харреллами. В Остине Уильям устроился на работу в фармацевтическую компанию Morley Brothers в должности фармацевта, а затем перешел в магазин Harrell Cigar Store. В этот период Уильям начал писать сначала для развлечения, а затем все сильнее увлекаясь.

За короткий промежуток времени Портер сменил множество должностей и мест работы: молодой человек поработал кассиром, счетоводом, чертежником. Именно в доме Харрелла начинающий писатель создал ряд ранних новелл и рассказов.

Товарищ Уильяма Ричард Холл стал комиссаром Техаса и предложил Портеру вакансию. Будущий писатель стартовал в качестве специалиста по чертежам в земельном управлении. Зарплаты хватало, чтобы семья не нуждалась ни в чем, но мужчина параллельно продолжил заниматься литературным творчеством в качестве подработки.

21 января 1891 года Уильям подал в отставку, сразу после победы на выборах нового губернатора Джима Хогга. Работая специалистом по чертежам, Уильям начал разрабатывать персонажей и сюжеты для рассказов «Постановление Грузии» и «Клад».

Тогда же Уильям устроился на работу в банк, который находился в Остине, в должности кассира и бухгалтера. Портер, по-видимому, небрежно заполнял книги бухгалтерского учета, и в 1894 году его обвинили в растрате. Уильям потерял работу, но официально ему тогда не предъявили обвинения.

После увольнения Портер переехал в город Хьюстон, где писатель посвятил себя творчеству. В то же время федеральные аудиторы проверили банк Остина и обнаружили недостачу, которая привела писателя к увольнению. Затем последовало федеральное обвинительное заключение, и вскоре Уильяма арестовали по обвинению в растрате.

Отец Уильяма внес залог, чтобы спасти сына от тюрьмы. Суд назначили на 7 июля 1896 года, но накануне судебного заседания импульсивный Уильям бежал сначала в Новый Орлеан, а затем в Гондурас. Уильям жил там всего шесть месяцев, вплоть до января 1897 года. Там он подружился с Аль-Дженнингсом, пресловутым грабителем поездов, который позже написал книгу об их дружбе.

В 1897 году Уильям вернулся в США, узнав о болезни жены. 17 февраля 1898 года состоялся суд, на котором писателя признали виновным в растрате 854,08 долларов и приговорили к 5 годам лишения свободы. Учитывая, что Портер был лицензированным фармацевтом, он смог работать в больнице для заключенных в качестве ночного аптекаря. Ему дали персональную комнату в больничном крыле, а в тюремной камере он не провел и дня.

24 июля 1901 года за хорошее поведение после отбывания трех лет Портер был освобожден и воссоединился с дочерью. Для 11-летней Маргарет отец все это время был в командировке.

Литература

Первый опыт литературной деятельности Портер получил в 1880-х годах в должности издателя юмористического еженедельника «The Rolling Stone», но спустя 1 год журнал прекратил свое существование из-за недостаточного финансирования. Тем не менее, его письма и рисунки привлекли внимание редактора в «Houston Post».

В 1895 году Портер с семьей переехал в Хьюстон, где он стал писать для публикации в периодических изданиях. Его доход составлял всего 25 долларов в месяц, но он неуклонно повышался, поскольку популярность творчества молодого писателя возрастала. Портер собирал идеи для своих произведений, прогуливаясь в лобби отеля, наблюдая и разговаривая с людьми. Эту технику он использовал в течение всей своей карьеры.

Скрываясь от ареста в Гондурасе в гостинице Трухильо, Портер написал книгу «Короли и капуста», в которой придумал термин «банановая республика», чтобы квалифицировать страну. Эта фраза впоследствии получила широкое применение для описания маленькой нестабильной страны с аграрной экономикой.

После ареста, в тюрьме, Уильям написал еще 14 рассказов под различными псевдонимами. Один из рассказов, а именно «Рождественский чулок Дика Свистуна», опубликовали в выпуске журнала McClure в декабре 1899 года под псевдонимом О. Генри. Друг Уильяма в Новом Орлеане отправил его рассказы издателям, чтобы они не догадались о том, что писатель отбывает тюремное заключение.

Наиболее плодотворный творческий период у Портера начался в 1902 году, когда он переехал в Нью-Йорк. Там писатель создал 381 рассказ. Более года еженедельно рассказы О. Генри издавались в выпусках журнала New York World Sunday Magazine. Остроумие, типажи героев и повороты сюжета приводили читателей в восторг, но часто критики относились к творчеству Уильяма довольно прохладно.

Личная жизнь

Будучи молодым холостяком, Уильям вел активный образ жизни в Остине. Он был известен своими остроумием, ораторским мастерством и музыкальными талантами: играл на гитаре и на мандолине. Кроме того, Уильям пел в хоре в епископальной церкви Св. Давида и даже стал членом «Квартета города Хилла» – группы молодых людей, которые давали небольшие общегородские концерты.

В 1885 году при закладке краеугольного камня Капитолия штата Техас обаятельный Уильям Портер познакомился с Атоль Эстес – 17-летней девушкой из состоятельной семьи. Мать Атоль резко возражала против союза молодых людей и даже запрещала дочери видеться с Уильямом. Но вскоре влюбленные тайком от семьи Эстес обвенчались в церкви преподобного Р. К. Сута, пастора Центральной пресвитерианской церкви.

После свадьбы молодые люди часто участвовали в музыкальных и театральных постановках, и именно Атоль призвала мужа продолжать писать. В 1888 году Атоль родила мальчика, который прожил всего несколько часов, а год спустя дочь Маргарет Уорт Портер.

После обвинения Портера в растрате Уильям бежал из США в Гондурас, где продолжал писать. Поначалу супруги планировали, что Атоль с дочерью вскоре присоединятся к нему. Однако состояние здоровья женщины не позволило ей отправиться в столь дальнее и непростое путешествие. Когда до Уильяма дошла весть о том, что Атоль серьезно больна, Портер вернулся в Остин в феврале 1897 года и сдался стражам порядка.

Спустя полгода Атоль Портер умерла. Причиной смерти женщины стал туберкулез, от которого скончалась и мать писателя. На память о любимой супруге у Уильяма осталось только семейное фото, где писатель изображен с Атоль и дочерью Маргарет.

В 1907 году Портер снова женился на Саре (Салли) Линдси Коулман, которая нравилась Уильяму еще в юности. Позже Сара Линдси Коулман описала романтическую вымышленную версию их переписки и ухаживания Уильяма в новелле «Ветер судьбы». Еще ряд авторов позднее написали более достоверные варианты биографии знаменитого писателя.

Смерть

В течение жизни Уильям Портер имел проблемы, связанные со злоупотреблением алкоголя, которые обострились к концу жизни писателя и не позволяли Уильяму полноценно работать. В 1909 году вторая жена Портера Сара оставила его, а 5 июня 1910 года писатель скончался. Причиной смерти Уильяма Портера стал цирроз печени и диабет.

Спустя 8 лет была учреждена ежегодная литературная премия за лучший рассказ имени О. Генри. Обладателями премии стали , и другие писатели. А в 2010 году появилась новая литературная премия имени О. Генри под названием «Дары волхвов», которая представляет собой конкурс рассказов и новелл на русском языке в лучших традициях Уильяма Портера. Среди ее лауреатов числятся , Евгений Мамонтов и другие.

Дочь знаменитого писателя Маргарет пошла по стопам отца. Девушка занималась литературной деятельностью с 1913 по 1916 годы. Спустя 11 лет Маргарет скончалась от туберкулеза.

Библиография

• 1906 – «Четыре миллиона»
• 1907 – «Горящий светильник»
• 1907 – «Сердце Запада»
• 1908 – «Благородный жулик»
• 1908 – «Голос большого города»
• 1909 – «Дороги судьбы»
• 1909 – «На выбор»
• 1910 – «Коловращение»
• 1910 – «Деловые люди»
• 1910 – «Шестёрки-семёрки»
• 1910 – «Под лежачий камень»
• 1910 – «Остатки» или «Всего понемножку»

Изумительное

Мы знаем человека, который является, пожалуй, самым остроумным из всех мыслителей, когда-либо рождавшихся в нашей стране. Его способ логически разрешать задачу почти граничит с вдохновением.

Как-то на прошлой неделе жена просила его сделать кое-какие покупки и, ввиду того, что при всей мощности логического мышления, он довольно-таки забывчив на житейские мелочи, завязала ему на платке узелок. Часов около девяти вечера, спеша домой, он случайно вынул платок, заметил узелок и остановился, как вкопанный. Он - хоть убейте! - не мог вспомнить, с какой целью завязан этот узел.

Посмотрим, - сказал он. - Узелок был сделан для того, чтобы я не забыл. Стало быть он - незабудка. Незабудка - цветок. Ага! Есть! Я должен купить цветов для гостиной.

Могучий интеллект сделал свое дело.

Призыв незнакомца

Он был высок, угловат, с острыми серыми глазами и торжественно-серьезным лицом. Темное пальто на нем было застегнуто на все пуговицы и имело в своем покрое что-то священническое. Его грязно-рыжеватые брюки болтались, не закрывая даже верхушек башмаков, но зато его высокая шляпа была чрезвычайно внушительна, и вообще можно было подумать, что это деревенский проповедник на воскресной прогулке.

Он правил, сидя в небольшой тележке, и когда поровнялся с группой в пять-шесть человек, расположившейся на крыльце почтовой конторы маленького техасского городка, остановил лошадь и вылез.

Друзья мои, - сказал он, - у вас всех вид интеллигентных людей, и я считаю своим долгом сказать несколько слов касательно ужасного и позорного положения вещей, которое наблюдается в этой части страны. Я имею ввиду кошмарное варварство, проявившееся недавно в некоторых из самых культурных городов Техаса, когда человеческие существа, созданные по образу и подобию творца, были подвергнуты жестокой пытке, а затем зверски сожжены заживо на самых людных улицах. Что-нибудь нужно предпринять, чтобы стереть это пятно с чистого имени вашего штата. Разве вы не согласны со мной?

Вы из Гальвестона, незнакомец? - спросил один из людей.

Нет, сэр. Я из Массачусетса, колыбели свободы несчастных негров и питомника их пламеннейших защитников. Эти костры из людей заставляют нас плакать кровавыми слезами, и я здесь для того, чтобы попытаться пробудить в ваших сердцах сострадание к чернокожим братьям.

И вы не будете раскаиваться в том, что призвали огонь для мучительного отправления правосудия?

Нисколько.

И вы будете продолжать подвергать негров ужасной смерти на кострах?

Если обстоятельства заставят.

В таком случае, джентльмены, раз ваша решимость непоколебима, я хочу предложить вам несколько гроссов спичек, дешевле которых вам еще не приходилось встречать. Взгляните и убедитесь. Полная гарантия. Не гаснут ни при каком ветре и воспламеняются обо все, что угодно: дерево, кирпич, стекло, чугун, железо и подметки. Сколько ящиков прикажете, джентльмены?

Роман полковника

Они сидели у камина за трубками. Их мысли стали обращаться к далекому прошлому.

Разговор коснулся мест, где они провели свою юность, и перемен, которые принесли с собой промелькнувшие годы. Все они уже давно жили в Хаустоне, но только один из них был уроженцем Техаса.

Полковник явился из Алабамы, судья родился на болотистых берегах Миссисипи, бакалейный торговец увидел впервые божий свет в замерзшем Мэне, а мэр гордо заявил, что его родина - Теннеси.

Кто-нибудь из вас, ребята, ездил на побывку домой, с тех пор как вы поселились здесь? - спросил полковник.

Оказалось, что судья побывал дома дважды за двадцать лет, мэр - один раз, бакалейщик - ни разу.

Это забавное ощущение, - сказал полковник, - посетить места, где вы выросли, после пятнадцатилетнего отсутствия. Увидеть людей, которых вы столько времени не видели, все равно, что увидеть привидения. Что касается меня, то я побывал в Кросстри, в Алабаме, ровно через пятнадцать лет со дня своего отъезда оттуда. Я никогда не забуду впечатления, которое на меня произвел этот визит.

В Кросстри жила некогда девушка, которую я любил больше, чем кого-либо на свете. В один прекрасный день я ускользнул от приятелей и направился в рощу, где когда-то часто гулял с ней. Я прошел по тропинкам, по которым ступали наши ноги. Дубы по обеим сторонам почти не изменились. Голубенькие цветочки могли быть теми же самыми, которые она вплетала себе в волосы, выходя ко мне навстречу.

Особенно мы любили гулять вдоль ряда густых лавров, за которыми журчал крохотный ручеек. Все было точно таким же. Никакая перемена не терзала мне сердца. Надо мной высились те же огромные сикоморы и тополя; бежала та же речушка; мои ноги ступали по той же тропе, по которой мы часто гуляли с нею. Похоже было, что если я подожду, она обязательно придет, легко ступая во мраке, со своими глазами-звездами и каштановыми кудрями, такая же любящая, как и прежде. Мне казалось тогда, что ничто не могло бы нас разлучить - никакое сомнение, никакое непонимание, никакая ложь. Но - кто может знать?

Я дошел до конца тропинки. Там стояло большое дуплистое дерево, в котором мы оставляли записки друг другу. Сколько сладких вещей могло бы рассказать это дерево, если б только оно умело! Я считал, что после щелчков и ударов жизни мое сердце огрубело - но оказалось, что это не так.

Я заглянул в дупло и увидел что-то, белевшее в глубине его. То был сложенный листок бумаги, желтый и запыленный от времени. Я развернул и с трудом прочел его.

"Любимый мой Ричард! Ты знаешь, что я выйду за тебя замуж, если ты хочешь этого. Приходи пораньше сегодня вечером, и я дам тебе ответ лучше, чем в письме. Твоя и только твоя Нелли".

Джентльмены, я стоял там, держа в руке этот маленький клочок бумаги, как во сне. Я писал ей, прося стать моей женой, и предлагал положить ответ в дупло старого дерева. Она, очевидно, так и сделала, но я не нашел его в темноте, и вот все эти годы промчались с тех пор над этим деревом и этим листком…

Слушатели молчали. Мэр вытер глаза, а судья забавно хрюкнул. Они были пожилыми людьми теперь, но и они знали любовь в молодости.

Вот тогда-то, - сказал бакалейный торговец, - вы и отправились в Техас и никогда больше не встречались с нею?

Нет, - сказал полковник, - когда я не пришел к ним в ту ночь, она послала ко мне отца, и через два месяца мы поженились. Она и пятеро ребят сейчас у меня дома. Передайте табак, пожалуйста.
........................................
Copyright: короткие рассказы О, ГЕНРИ

О. Генри (англ. O. Henry, настоящее имя Уильям Сидни Портер, англ. William Sydney Porter) - признанный мастер американского рассказа. Его новеллам свойственны тонкий юмор и неожиданные развязки.

Уильям Сидни Портер родился 11 сентября 1862 года в городе Гринсборо, штат Северная Каролина. В трёхлетнем возрасте он лишился матери, умершей от туберкулёза. Позже попал под опеку своей тётки по отцу. После школы учился на фармацевта, работал в аптеке у дяди. Через три года уехал в Техас, пробовал разные профессии - работал на ранчо, служил в земельном управлении. Затем работал кассиром и счетоводом в банке в техасском городе Остине.

Первые литературные опыты относятся к началу 1880-х. В 1894 году Портер начинает издавать в Остине юмористический еженедельник Роллинг Стоун, почти целиком заполняя его собственными очерками, шутками, стихами и рисунками. Через год журнал закрылся, одновременно Портер был уволен из банка и привлечён к суду в связи с недостачей, хотя она и была возмещена его родными.

После обвинения в растрате он полгода скрывался от правоохранителей в Гондурасе, затем - в Южной Америке. По возвращении в США был осуждён и посажен в тюрьму Колумбус штата Огайо, где провёл три года (1898-1901).

В тюрьме Портер работал в лазарете и писал рассказы, подыскивая себе псевдоним. В конце концов, он остановил свой выбор на варианте О. Генри (часто неверно записывается наподобие ирландской фамилии O’Henry - О’Генри). Происхождение его не совсем ясно. Сам писатель утверждал в интервью, что имя Генри взято из колонки светских новостей в газете, а инициал О. выбран как самая простая буква. Одной из газет он сообщил, что О. расшифровывается как Olivier (французское имя Оливье), и действительно, несколько рассказов он опубликовал там под именем Olivier Henry. По другим данным, это имя известного французского фармацевта Этьена Осеана Анри (Etienne Ocean Henry), медицинский справочник которого был популярен в то время. Ещё одну гипотезу выдвинул писатель и учёный Гай Дэвенпорт: «О. Генри» не что иное, как сокращение названия тюрьмы, где сидел автор - Ohio Penitentiary. Первый свой рассказ под этим псевдонимом - «Рождественский подарок Дика-Свистуна», напечатанный в 1899 году в «Журнале Мак Клюра» (Mc Clure’s Magazine), - он написал в тюрьме.

Единственный роман О. Генри - «Короли и капуста» (Cabbages and Kings) - вышел в 1904 году. За ним последовали сборники рассказов: «Четыре миллиона» (The four million, 1906), «Горящий светильник» (The trimmed Lamp, 1907), «Сердце Запада» (Heart of the West, 1907), «Голос города» (The Voice of the City, 1908), «Благородный жулик» (The Gentle Grafter, 1908), «Пути судьбы» (Roads of Destiny, 1909), «Избранное» (Options, 1909), «Точные дела» (Strictly Business, 1910) и «Коловращение» (Whirligigs, 1910).

В конце жизни О. Генри страдал от цирроза печени и диабета. Писатель скончался 5 июня 1910 года в Нью-Йорке.

В сборник «Постскриптумы» (Postscripts), изданный уже после смерти О. Генри, вошли фельетоны, наброски и юмористические заметки, написанные им для газеты «Почта» (Хьюстон, штат Техас, 1895-1896). Всего О. Генри написано 273 рассказа, полное собрание его произведений составляет 18 томов.

СТОП! Рассказ О. Генри «Без вымысла» можно прочитать на английском языке и затем проверить себя — Уровень рассказа соответствует среднему уровню (intermediate) , сложные слова выделены в тексте и переведены. Изучайте английский, читая мировую литературу.

Я работал внештатным сотрудником в одной газете и надеялся, что когда-нибудь меня переведут на постоянное жалованье. В конце длинного стола, заваленного газетными вырезками, было мое местечко. Я писал обо всем, что нашептывал, трубил и кричал мне огромный город во время моих блужданий по его улицам. Заработок мой не был регулярным.

Однажды ко мне подошел и оперся на мой стол некто Трипп. Он что-то делал в печатном отделе, от него пахло химикалиями, руки были вечно измазаны и обожжены кислотами. Ему было лет двадцать пять, а на вид — все сорок. Половину его лица скрывала короткая курчавая рыжая борода. У него был болезненный, жалкий, заискивающий вид, и он постоянно занимал деньги в сумме от двадцати пяти центов до одного доллара. Больше доллара он не просил никогда. Присев на краешек стола, Трипп стиснул руки, чтобы они не дрожали. Виски! Он всегда пытался держаться беспечно и развязно, это никого не могло обмануть, но помогало ему перехватывать взаймы, потому что очень уж жалкой была эта наигранность. В тот день мне удалось получить у нашего ворчливого бухгалтера пять блестящих серебряных долларов в виде аванса за рассказ, который весьма неохотно был принят для воскресного номера.

— Ну-с, Трипп, — сказал я, взглянув на него не слишком приветливо, — как дела?

Вид у него был еще более несчастный, измученный, пришибленный и подобострастный, чем обычно. Когда человек доходит до такой ступени унижения, он вызывает такую жалость, что хочется его ударить.

— У вас есть доллар? — спросил Трипп, и его собачьи глаза заискивающе блеснули в узком промежутке между высоко растущей спутанной бородой и низко растущими спутанными волосами.

— Есть! — сказал я. — Да, есть, — еще громче и резче повторил я, — и не один, а целых пять. И могу вас уверить, мне стоило немалого труда вытянуть их из старика Аткинсона. Но я их вытянул, — продолжал я, — потому что мне нужно было — очень нужно — просто необходимо — получить именно пять долларов.

Предчувствие неминуемой потери одного из этих долларов заставляло меня говорить внушительно.

— Я не прошу взаймы, — сказал Трипп. Я облегченно вздохнул. — Я думал, вам пригодится тема для хорошего рассказа, — продолжал он, — у меня есть для вас великолепная тема. Вы могли бы разогнать ее по меньшей мере на целую колонку. Получится прекрасный рассказ, если обыграть как надо. Материал стоил бы вам примерно один-два доллара. Для себя я ничего не хочу.

Я стал смягчаться. Предложение Триппа доказывало, что он ценит прошлые ссуды, хотя и не возвращает их. Догадайся он в ту минуту попросить у меня двадцать пять центов, он получил бы их немедленно.

— Что за рассказ? — спросил я и повертел в руке карандаш с видом заправского редактора.

— Слушайте, — ответил Трипп — Представьте себе: девушка. Красавица. Редкая красавица. Бутон розы, покрытый росой фиалка на влажном мху и прочее в этом роде. Она прожила двадцать лет на Лонг-Айленде и ни разу еще не была в НьюЙорке. Я налетел на нее на Тридцать четвертой улице. Она только что переехала на пароме через Восточную реку. Она остановила меня на улице и спросила, как ей найти Джорджа Брауна. Спросила, как найти в Нью-Йорке Джорджа Брауна. Что вы на это скажете?

Я разговорился с ней и узнал, что на будущей неделе она выходит замуж за молодого фермера Додда. Но, по-видимому, Джордж Браун еще сохранил первое место в ее девичьем сердце. Несколько лет назад этот Джордж начистил сапоги и отправился в Нью-Йорк искать счастья. Он забыл вернуться обратно, и Додд, занял его место. Но когда дошло до развязки, Ада — ее зовут Ада Лоури — оседлала коня, проскакала восемь миль до железнодорожной станции, села в первый утренний поезд и поехала в Нью-Йорк, искать Джорджа. Вот они, женщины! Джорджа нет, значит вынь да положь ей Джорджа.

Вы понимаете, не мог же я оставить ее одну в этом Городе-на-Гудзоне Она, верно, рассчитывала, что первый встречный должен ей ответить: «Джордж Браун? Дада-да… минуточку… такой коренастый парень с голубыми глазами? Вы его найдете на Сто двадцать пятой улице, рядом с бакалейной лавкой Он — кассир в магазине». Вот до чего она очаровательно наивна! Вы знаете прибрежные деревушки Лонг-Айленда -оттуда она и приехала. И вы обязательно должны ее увидеть! Я ничем не мог ей помочь. По утрам у меня деньги не водятся. А у нее почти все ее карманные деньги ушли на железнодорожный билет. На оставшуюся четверть доллара она купила леденцов и ела их прямо из кулечка. Мне пришлось отвести ее в меблированные комнаты на Тридцать второй улице, где я сам когда-то жил, и заложить ее там за доллар. Старуха Мак-Гиннис берет доллар в день. Я провожу вас туда.

— Что вы плетете, Трипп? — сказал я. — Вы ведь говорили, что у вас есть тема для рассказа. А каждый паром, пересекающий Восточную реку, привозит и увозит с ЛонгАйленда сотни девушек…

Ранние морщины на лице Триппа врезались еще глубже. Он серьезно глянул на меня из-под своих спутанных волос, разжал руки и, подчеркивая каждое слово движением трясущегося указательного пальца, сказал:

— Неужели вы не понимаете, какой изумительный рассказ из этого можно сделать? У вас отлично выйдет. Поромантичнее опишите девушку, нагородите всякой всячины о верной любви, можно малость подтрунить над простодушием жителей Лонг-Айленда, — ну, вы то лучше меня знаете, как это делается. Вы получите никак не меньше пятнадцати долларов. А вам рассказ обойдется в каких-нибудь четыре. У вас останется чистых одиннадцать долларов!

— Почему это он обойдется мне в четыре доллара? спросил я подозрительно.

— Один доллар — миссис Мак-Гиннис, — без запинки ответил Трипп, — и два девушке, на обратный билет.

— А четвертое измерение? — осведомился я, быстро подсчитав кое-что в уме.

— Один доллар мне, — сказал Трипп. — На виски. Ну, идет?

Я загадочно улыбнулся и удобно пристроил на столе локти, делая вид, что возвращаюсь к прерванной работе. Но стряхнуть этот фамильярный, подобострастный, упорный, несчастный репейник в человеческом образе было не так-то легко. Лоб его вдруг покрылся блестящими бусинками пота.

— Неужели вы не понимаете, — сказал он с какой-то отчаянной решимостью, — что девушку нужно отправить домой сегодня днем — не вечером, не завтра, а сегодня днем! Я сам ничего не могу сделать!

Тут я начал ощущать тяжелое, как свинец, гнетущее чувство, именуемое чувством долга. Почему это чувство ложится на нас как груз, как бремя? Я понял, что в этот день мне суждено лишиться большей части с таким трудом добытых денег ради того, чтобы выручить Аду Лоури. Но я дал себе клятву, что Триппу не видать доллара на виски. Пусть сыграет на мой счет роль странствующего рыцаря, но устроить попойку в честь моего легковерия и слабости ему не удастся. С какой-то холодной яростью я надел пальто и шляпу.

Покорный, униженный Трипп, тщетно пытаясь угодить мне, повез меня на трамвае в гостиницу, куда он пристроил Аду. За проезд платил, конечно, я. Казалось, этот пропахший коллодием Дон Кихот и самая мелкая монета никогда не имели друг с другом ничего общего.

Трипп дернул звонок у подъезда мрачного кирпичного дома От слабого звяканья колокольчика он побледнел и сжался, точно заяц, заслышавший собак. Я понял, как ему живется, если приближающиеся шаги квартирной хозяйки приводят его в такой ужас.

— Дайте один доллар, скорей! — прошептал он.

Дверь приоткрылась дюймов на шесть В дверях стояла тетушка хозяйка гостиницы миссис Мак-Гиннис, белоглазая — да, да, у нее были белые глаза — и желтолицая, одной рукой придерживая у горла засаленный розовый фланелевый капот. Трипп молча сунул ей доллар, и нас впустили.

— Она в гостиной, — сказала Мак-Гиннис, поворачивая к нам спину своего капота.

В мрачной гостиной за треснутым круглым мраморным столам сидела девушка и, сладко плача, грызла леденцы. Она была безукоризненно красива. Слезы лишь усиливали блеск ее глаз. Когда она разгрызала леденец, можно было завидовать бесчувственной конфете. Ева в возрасте пяти минут — вот с кем могла сравниться Лоури в возрасте девятнадцати — двадцати лет. Трипп представил меня, леденцы были на мгновение забыты, и она стала рассматривать меня с наивным интересом.

Трипп стал у стола и оперся на него пальцами, словно адвокат. Но на этом сходство кончалось. Его поношенный пиджак был наглухо застегнут до самого ворота, чтобы скрыть отсутствие белья и галстука. Беспокойные глаза, сверкавшие в просвете между шевелюрой и бородой, — напоминали шотландского терьера. Меня кольнул недостойный стыд при мысли, что я был представлен безутешной красавице как его друг. Но Трипп, видимо, твердо решил вести церемонию по своему плану. Мне казалось, что в его позе, во всех его действиях сквозит стремление представить мне все происходящее как материал для газетного рассказа в надежде все-таки выудить у меня доллар на виски.

— Мой друг (я содрогнулся) мистер Чалмерс, — начал Трипп, — скажет вам то же самое, что уже сказал вам я, мисс Лоури. Мистер Чалмерс — репортер и может все объяснить вам гораздо лучше меня. Поэтому-то я и привел его. Он прекрасно во всем разбирается и может посоветовать, как вам лучше поступить.

Я не чувствовал особой уверенности в своей позиции, к тому же и стул, на который я сел, расшатался и поскрипывал.

— Э… э… мисс Лоури, — начал я, внутренне взбешенный вступлением Триппа. — Я весь к вашим услугам, но… э-э… мне неизвестны все обстоятельства дела, и я… гм…

— О! — сказала мисс Лоури, сверкнув улыбкой. — Дело не так уж плохо, обстоятельств-то никаких нет. В Нью-Йорк я сегодня приехала в первый раз, не считая того, что была здесь лет пяти от роду. Я никогда не думала, что это такой большой город И я встретила мистера… мистера Сниппа на улице и спросила его об одном моем знакомом, а он привел меня сюда и попросил подождать.

— По-моему, мисс Лоури, — вмешался Трипп, — вам лучше рассказать мистеру Чалмерсу все. Он — мой друг (я стал привыкать к этой кличке) и даст вам нужный совет.

— Ну, конечно, — обратилась ко мне Ада, грызя леденец, но больше и рассказывать нечего, кроме разве того, что в четверг я выхожу замуж за Хайрэма Додда.

Это уже решено. У него двести акров земли на самом берегу и один из самых доходных огородов на Лонг-Айленде. Но сегодня утром я велела оседлать мою лошадку, — у меня белая лошадка, ее зовут Танцор, — и поехала на станцию Дома я сказала, что пробуду целый день у Сюзи Адамс; я это, конечно, выдумала, но это не важно. И вот я приехала поездом в Нью-Йорк и встретила на улице мистера… мистера Флиппа и спросила его, как мне найти Дж… Дж…

— Теперь, мисс Лоури, — громко и, как мне показалось, грубо перебил ее Трипп, едва она запнулась, — скажите нравится ли вам этот молодой фермер, этот Хайрэм Додд. Хороший ли он человек, хорошо ли к вам относится?

— Конечно, он мне нравится, — с жаром ответила мисс Лоури, — он очень хороший человек И, конечно, он хорошо ко мне относится. Ко мне все хорошо относятся?

Я был совершенно уверен в этом. Все мужчины всегда будут хорошо относиться к мисс Аде Лоури. Они будут из кожи лезть, соперничать, соревноваться и бороться за счастье держать над ее головой зонтик, нести ее чемодан, поднимать ее носовые платки или угощать ее содовой водой.

— Но вчера вечером, — продолжала мисс Лоури, — я подумала о Дж… о… о Джордже и… и я…

Золотистая головка уткнулась в скрещенные на столе руки. Какой чудесный весенний ливень! Она рыдала безудержно. Мне очень хотелось ее утешить. Но ведь я — не Джордж. Я порадовался, что я и не Додд… но и пожалел об этом.

Вскоре ливень прекратился. Она подняла голову, бодрая и чуть улыбающаяся. О! Из нее, несомненно, выйдет очаровательная жена — слезы только усиливают блеск и нежность ее глаз. Она сунула в рот леденец и стала рассказывать дальше.

— Я понимаю, что я ужасная деревенщина! — говорила она между вздохами и всхлипываниями. — Но что же мне делать? Джордж и я… мы любили друг друга с того времени, когда ему было восемь лет, а мне пять. Когда ему исполнилось девятнадцать, — это было четыре года тому назад, — он уехал в Нью-Йорк. Он сказал, что станет полисменом, или президентом железнодорожной компании, или еще чем-нибудь таким, а потом приедет за мной. Но он словно в воду канул… А я… я очень любила его.

Новый поток слез был, казалось, неизбежен, но Трипп бросился к шлюзам и вовремя запер их. Я отлично понимал его злодейскую игру. Во имя своих гнусных, корыстных целей он старался во что бы то ни стало создать газетный рассказ.

— Продолжайте, мистер Чалмерс, — сказал он. — Объясните даме, как ей следует поступить. Я так и говорил ей, — вы мастер на такие дела. Валяйте!

Я кашлянул и попытался заглушить свое раздражение против Триппа. Я понял, в чем мой долг. Меня хитро заманили в ловушку, и теперь я крепко в ней сидел. В сущности говоря, то, чего хотел Трипп, было вполне справедливо. Девушку нужно вернуть обратно сегодня же. Ее необходимо убедить, успокоить, научить, снабдить билетом и отправить без промедления. Я ненавидел Додда Хайрэма и презирал Джорджа, но долг есть долг. Мое дело — быть оракулом и вдобавок оплатить проезд. И вот, я заговорил так убедительно, как только мог.

— Мисс Лоури, жизнь — достаточно сложная штука. Произнося эти слова, я невольно уловил в них что-то очень знакомое, но понадеялся, что мисс Лоури не слышала этой модной песенки. — Мы редко вступаем в брак с предметом нашей первой любви. Наши ранние увлечения, озаренные волшебным блеском юности, слишком воздушны, чтобы осуществиться. — Последние слова прозвучали банально и пошловато, но я все-таки продолжал. — Эти наши заветные мечты, пусть смутные и несбыточные, бросают чудный отблеск на всю нашу последующую жизнь. Но ведь жизнь — это не только мечты и грезы, это действительность. Нельзя жить одними воспоминаниями. И вот мне хочется спросить вас, мисс Лоури, как вы думаете, могли ли бы вы построить счастливую… то есть согласную, гармоничную жизнь с мистером… мистером Доддом, если во всем остальном, кроме романтических воспоминаний, он человек, так сказать, подходящий?

— О, Хайрэм очень славный, — ответила мисс Лоури. Конечно, мы бы с ним прекрасно ладили. Он обещал мне автомобиль и моторную лодку. Но почему-то теперь, когда подошло время свадьбы, я ничего не могу с собой поделать… я все время думаю о Джордже. С ним, наверно, что-нибудь случилось, иначе он написал бы мне. В день его отъезда мы взяли молоток и зубило и разбили пополам десятицентовую монету. Я взяла одну половинку, а он — другую, и мы обещали быть верными друг другу и хранить их, пока не встретимся снова. Я храню свою половинку в коробочке с кольцами, в верхнем ящике комода. Глупо было, конечно, приехать сюда искать его. Я никогда не думала, что это такой большой город.

Здесь Трипп перебил ее своим отрывистым скрипучим смехом. Он все еще старался состряпать какую-нибудь драму или рассказик, чтобы выцарапать вожделенный доллар.

— Эти деревенские парни о многом забывают, как только приедут в город и кой-чему здесь научатся. Скорее всего ваш Джордж свихнулся или его зацапала другая девушка, а может быть, сгубило пьянство или скачки. Послушайтесь мистера Чалмерса, отправляйтесь домой, и все будет хорошо.

Стрелка часов приближалась к полудню; пора было действовать. Свирепо поглядывая на Триппа, я мягко и разумно стал уговаривать мисс Лоури немедленно возвратиться домой. Я убедил ее, что для ее будущего счастья отнюдь не представляется необходимым рассказывать своему жениху о чудесах Нью-Йорка, да и вообще о поездке в огромный город, поглотивший незадачливого Джорджа.

Она сказала, что оставила свою лошадь, привязанной к дереву у железнодорожной станции. Мы с Триппом посоветовали ей, как только она вернется на станцию, скакать домой как можно быстрее. Дома она должна подробно рассказать, как интересно она провела день у Сюзи Адамс. С Сюзи можно сговориться, — я уверен в этом, — и все будет хорошо.

И тут я, не будучи неуязвим для ядовитых стрел красоты, сам начал увлекаться этим приключением. Мы втроем поспешили к парому; там я узнал, что обратный билет до Гринбурга стоит всего один доллар восемьдесят центов. Я купил билет, а за двадцать центов — ярко-красную розу для мисс Лоури. Мы посадили ее на паром, я смотрели, как она махала нам платочком, пока белый лоскуток не исчез вдали. А затем мы с Триппом спустились с облаков на сухую, бесплодную землю, осененную унылой тенью неприглядной действительности.

Чары красоты и романтики рассеялись. Я неприязненно посмотрел на Триппа: он показался мне еще более измученным, пришибленным, опустившимся, чем обычно. Я нащупал в кармане оставшиеся там два серебряных доллара и презрительно прищурился. Трипп попытался слабо защищаться.

— Неужели же вы не можете сделать из этого рассказ? -хрипло спросил он. — Хоть какой ни на есть, ведь что-нибудь вы можете присочинить от себя?

— Ни одной строчки! — отрезал я. — Воображаю, как взглянул бы на меня наш редактор, если бы я попытался всучить ему такую ерунду. Но девушку мы выручили, будем утешаться хоть этим.

— Мне очень жаль, — едва слышно сказал Трипп, — мне очень жаль, что вы потратили так много денег. Мне казалось, что это прямо-таки находка, что из этого можно сделать замечательный рассказ, понимаете, — рассказ, который имел бы бешеный успех.

— Забудем об этом, — сказал я, делая над собой похвальное усилие, чтобы казаться беспечным, — сядем в трамвай и поедем в редакцию.

Я приготовился дать отпор его невысказанному, но ясно ощутимому желанию. Нет! Ему не удастся вырвать, выклянчить, выжать из меня этот доллар. Довольно я валял дурака!

Дрожащими пальцами Трипп расстегнул свой выцветший лоснящийся пиджак и достал из глубокого, похожего на пещеру кармана нечто, бывшее когда-то носовым платком. На жилете у него блеснула дешевая цепочка накладного серебра, а на цепочке болтался брелок. Я протянул руку и с любопытством его потрогал. Это была половина серебряной десятицентовой монеты, разрубленной зубилом.

— Что?! — спросил я, в упор глядя на Триппа.

— Да, да, — ответил он глухо, — Джордж Браун, он же Трипп. А что толку?

Хотел бы я знать, кто, кроме женского общества трезвости, осудит меня за то, что я тотчас вынул из кармана доллар и без колебания протянул его Триппу.